НА СЕДЬМОЙ ГЛУБИНЕ
Николай Черкашин
Редакция журнала сердечно поздравляет с юбилеем своего друга и автора Николая Андреевича Черкашина. В декабре ему исполняется 60 лет. С этим человеком читатели нашего журнала уже хорошо знакомы. Его публикации на страницах журнала DiveTek всегда вызывают неподдельный интерес.
Творческий путь Николая Черкашина начался в репортерском отделе «Комсомольской правды», затем продолжился в газете «Красная звезда», журналах «Наш современник», «Воин», в «Российской газете». Выпускник философского факультета МГУ, он, тем не менее, выбрал военную стезю. Влившись в экипаж подводной лодки Северного флота, побывав в дальнем и долгом походе на боевой службе, Черкашин определился в своей главной теме - человек в погонах, защитник Родины.
Первая книга Николая Черкашина «Соль на погонах» вышла в 1980 году и была замечена и читателями, и издателями. Следом появилась «Судьба в зеленой фуражке».
Успех его произведений был предопределен тем, что многие страницы романов были написаны в отсеках подводной лодки, на пограничных заставах, военных аэродромах, танковых полигонах - всюду, куда заносила его судьба. Очерки, повести и рассказы о людях армии и флота писались Черкашиным по горячим следам и со знанием дела.
За 35 лет литературной деятельности Николай Черкашин опубликовал более 50 книг: «Соль на погонах», «Крик дельфина», «Знак Вишну», «Одиночное плавание», «Взрыв корабля», «Судеб морских таинственная вязь», «Повседневная жизнь моряков-подводников», «Адмирал Колчак», «Кровь офицеров» - эти и другие произведения вошли в золотой фонд отечественной маринистики.
Николай Черкашин первым рассказал о многих секретных эпизодах противоборства американского и советского (позже российского) подводного флота, совершенно секретных объектах военно-морской фортификации, о трагедии и боли некогда Великого флота Великой страны.
Как действующие офицеры, так и ветераны ВМФ, доверяют Черкашину то, что больше никому бы другому не рассказали и не показали, что обсуждается только в своем кругу. Доверяют, зная, что писатель, сам сполна изведавший все невзгоды повседневной корабельной службы, сможет донести до широкой читательской аудитории всю их правду о том, что доподлинно происходило и в корабельных отсеках, и за плотно закрытыми дверями адмиральских кабинетов:
Так, в начале 1990-х годов Николай Черкашин впервые в открытой печати рассказал о подвиге экипажа атомной подводной лодки К-19, по сути, спасшем мир от ядерной катастрофы. Он первым откликнулся на трагедию атомной подводной лодки «Курск» публицистической книгой «Унесенные бездной», в которой провел свое авторское расследование этой катастрофы.
Ратный труд капитана 1-го ранга Николая Черкашина отмечен орденом «За службу Родине в Вооруженных силах СССР» III степени, многими медалями, писательский - международной литературной премией «Золотой кортик», двумя премиями Министерства обороны, международной премией Всехвального Апостола Андрея Первозванного, премией газеты «Гудок» имени Михаила Булгакова, всероссийской литературной премией Александра Невского.
Вторая страсть писателя - фотография. Его фотоальбом «Русские подводники» был номинирован как «Лучшее издание России 2003 года».
Редакция журнала благодарит Николая Андреевича за сотрудничество и надеется на дальнейшие совместные начинания.
А теперь слово имениннику.
В подводный мир меня, как и многих, привели две книги: «70 тысяч лье под водой» Жюля Верна и «Человек-амфибия» Александра Беляева. Первая попытка проникнуть в этот удивительный мир была сделана в первом классе. Я жил тогда в Москве, в Марьиной Роще, у дедушки с бабушкой. И никакого водоема, кроме железной бочки с дождевой водой, стоявшей в палисаднике, рядом не было. Но была резиновая маска со стеклами очков - старый противогаз, который дед принес с войны, - я обнаружил его в сарае. Идея возникла сразу: свинтить две дыхательные трубки и погрузиться на дно глубокой, как мне казалось тогда, бочки. Если испытание «аппарата» пройдет успешно, тогда можно погрузиться и в Москве-реке, привязав конец дыхательной трубки к спасательному кругу. Я чудом не захлебнулся в этой бочке, дед меня вытащил из нее за штаны, но на всю жизнь остался в памяти зеленоватый цвет моей первой «глубины». Я видел ржавую стенку бочки под водой! И она показалась мне прекрасной...
Второе погружение состоялось спустя 11 лет, на первом курсе философского факультета МГУ. Прочитав объявление о приеме на курсы аквалангистов, я немедленно записался на них. Занятия проводил инструктор московского клуба подводного плавания «Дельфин» Александр Кууз, и я конспектировал его уроки с бо'льшим тщанием, чем лекции своих профессоров. Мы изучали старушку «Украину» и первые модификации аквалангов АВМ. После сдачи теоретического курса начались практические занятия в глубоководной части бассейна «Чайка» на «Кропоткинской». Мы отрабатывали надевание аквалангов на дне. Ныряли, находили аппараты на дне, включались в них и выполняли указания инструктора. Зелененькую книжечку «Удостоверение подводного пловца», удостоверяющую мое право «погружаться в аппаратах на сжатом воздухе», я храню и поныне.
Первое серьезное приключение под водой я испытал вдали от морей - на подводном тренажере в Кантемировской танковой дивизии. Я приехал туда лейтенантом, корреспондентом «Красной звезды», и вызвался пройти с экипажем, о котором писал, курс вождения танка под водой. Для начала надо было научиться выходить из затопленного танка. Так я впервые познакомился с замечательным аппаратом ИП-46 - изолирующим противогазом, который позволял всплывать на поверхность с глубины до 15 метров.
Я полез в корпус танка, вмурованный в стенку тренировочного бассейна. Впереди меня - три человека. После затопления корпуса надо было пролезть через места наводчика орудия и командира танка, а затем выбраться через башенный люк и всплыть. Мы включились в свои ИПы, для чего понадобилось разбить стеклянные ампулы с кислотой в пусковых брикетах, и в легкие пошел противный сначала горячий, потом теплый химический кислород. За мной задраили люк механика-водителя, и в корпус пошла вода. Темно, тесно: Захотелось побыстрее выбраться, но как назло впереди меня не спешили, и я все время упирался головой в подошвы сапог шедшего впереди меня танкиста. Кажется, впервые в жизни я испытал приступ клаустрофобии. Пришла паническая мысль, что впереди что-то случилось, сейчас аппарат перестанет работать и я никогда отсюда не выберусь.
Прошло какое-то время, и проклятые осклизлые подошвы над моей головой наконец-то сдвинулись и исчезли. Я полез по тесному лабиринту между механизмами, извиваясь, как червяк, стараясь ни за что не зацепиться. И вот он, заветный выход - распахнутый круг над головой. Всплываю, радуясь свободе и скорейшему освобождению от противной маски с гадкой химией. Я думал, что раз и навсегда распрощаюсь с ИП-46. Но это было только началом знакомства с этим простым и в общем-то надежным аппаратом.
Моя военная служба продолжилась на Северном флоте на подводной лодке Б-409. Здесь как ни где пригодились мне навыки, полученные в клубе «Дельфин». Раз в месяц каждый член экипажа подводной лодки проходил легководолазную тренировку в так называемом ИСП - индивидуальном снаряжении подводника. Это гидрокостюм сухого типа, в который забираешься через лаз на груди, входной мешок потом зажгутовывается и на плечи надевается тяжеленный аппарат ИДА-59 с дыхательным мешком в виде горжетки и двумя нагрудными баллончиками со сжатым кислородом и азотом. В таком виде надо было выходить из трубы торпедного аппарата, если подводная лодка затонула бы на глубине до 100 метров.
Мы тренировались на легендарной К-21 - той самой «катюше», на которой Лунин атаковал немецкий линкор «Тирпиц» в 1942 году. Она стояла в Полярном у одного из причалов нашей эскадры в качестве УТС - учебно-тренировочной станции. Уже одно это заставляло нас относиться к подобным тренировкам с душевным трепетом.
В 1976 году мне наконец-то удалось осуществить давнюю детскую мечту - погрузиться с аквалангом в море, и какое море - Средиземное! Правда, вместо того чтобы любоваться его подводными красотами, мне пришлось выполнять весьма прозаическое задание. Наша подводная лодка стояла в сирийском порту Тартус. Перед выходом в море надлежало осмотреть подводную часть корпуса, дабы не унести с собой мину, прицепленную подводными диверсантами. Действия подводных диверсантов в Тартусе были весьма вероятны, поскольку Сирия пребывала в состоянии необъявленной войны с Израилем и все, кто стоял в порту, были готовы как к бомбежкам с воздуха, так и к действиям из-под воды.
Мы спустились вместе с мичманом водолазного катера в аквалангах в шланговом варианте. Он осматривал лодку с левого борта, я - с правого, потом менялись бортами и перепроверяли друг друга. Вода в порту была довольно мутная. Видимость - на расстоянии вытянутой руки. Я чуть было не врезался в острую лопасть нашего гребного винта. Удовольствия от такого погружения было мало. Адреналин вызывала мысль: что будет, если поблизости и в самом деле мелькнет тень боевого пловца? Но все прошло без приключений.
После увольнения в запас я привез с собой ИП-46, подаренный мне начальником химической службы одного из кораблей. Это был не танковый, а морской вариант изолирующего противогаза, и я надеялся использовать его вместо акваланга на небольших глубинах. Пробные погружения в подмосковных песчаных карьерах показали его пригодность для небольших подводных прогулок. Несколько раз удалось погрузиться в ИПе на черноморских пляжах. Но вот однажды осенью я взял с собой ИП, кстати, весьма портативный и легкий, в Дубулты. Я решил опробовать его в Рижском заливе. Было холодно, и я облачился в гидрокостюм типа «Садко». С надувной лодки меня подстраховывал мой товарищ по студии военных писателей, поэт-афганец, тогда еще капитан Виктор Верстаков. Залив мелководный и особых опасностей не предвиделось. Но не зря говорится, что безопасных погружений не бывает, а море шуток не прощает. Едва я ушел под воду, как почувствовал, что кислород перестал поступать. Задыхаюсь. Всплыл и отвинтил гофрированный шланг. Стал дышать, держа его в поднятой руке. Ко мне подгреб на лодке Верстаков, я передал ему трубку, потому что устала рука да и вода уже несколько раз захлестнула в дыхательный мешок. Самое ужасное, что нас снесло с мелководья мористее, а Виктор не мог грести, поскольку держал в руках шланг. Так и продолжался наш отчаянный дрейф. Костюм наполнился водой, меня тянуло вниз, в лодку было не перелезть. Ситуация идиотская и почти безвыходная: Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы я не почувствовал вдруг под ногами отмель. Встал, отдышался, стащил шлем-маску, и мы поплыли к берегу. Виктор греб, а я держался за лодку.
Больше я не экспериментировал с ИП-46. На мое счастье в нашем магазине «Спорттовары» на Большой Черкизовской появились в продаже самые настоящие акваланги. Продавали их по удостоверениям подводных пловцов, и я немедленно обзавелся новеньким АВМ-7 - мечтой всей жизни. Летом отправился в Севастополь.
Первое погружение состоялось в Карантинной бухте, где расположена Водолазная школа ВМФ. Теперь я в полной мере ощутил всю ту полетную свободу, которую дарит подводному пловцу акваланг. Я не «лазал», а плыл, парил в зеленовато-синей морской толще. Это была песня!
Там, в Карантинной бухте на мысе Хаглинд состоялось мое знакомство с замечательным человеком - чемпионом Украины по подводному фотографированию Валентином Карачинцевым. Морской инженер-гидростроитель, он по долгу службы совершал обследовательские погружения в портах. Вместе с ним мы обплавали под водой едва ли не все севастопольские бухты. Карачинцев стал моим вторым наставником в дайверском деле. У него был редкостный по тем временам фотоаппарат «Никон Калипсо», который можно было брать под воду без бокса. Им было сделано немало уникальных снимков. Мы погружались с Валентином в Казачьей бухте, в порту Донузлав, под Балаклавой.
- Хочешь, я покажу тебе, где лежит «Черный принц»? - предложил он однажды.
И мы отправились на катере «Эколог» на внешний рейд Балаклавы. Близ отвесных скал, о которые разбивались в чудовищный шторм британские пароходы в 1854 году, мы прыгнули в воду. Склон шельфа круто уходил в глубину, и железный остов старого парохода терялся кормой в непроглядной синеве. Но зато отчетливо был виден клепаный стальной барабан парового котла, на который мы спикировали. «Принц» ли это или другой пароход, сказать трудно, но ощущение от погружения было потрясающее.
Самую же большую радость принесло плавание под водой вместе с дельфином Чарли - он «состоял на рыбном довольствии» в военном дельфинарии Черноморского флота. Старшим тренером дельфинов и морских котиков в дельфинарии был мой тезка Николай Григорьевич Черкашин. С его легкой руки и состоялись наши подводные прогулки с Чарли в лабиринте, выгороженном из прочных сеток. То был роскошный подарок судьбы - общаться в родной стихии с «меньшим братом» по разуму. Я держался за спинной плавник Чарли и чувствовал себя на седьмом небе, а скорее, на «седьмой глубине».
В 2000 году сбылось давнее заветное желание - увидеть своими глазами, как выглядит под водой затонувший боевой корабль. Это произошло на Мальте в порту Ла-Валлетты. Питерский дайвер Павел Юдин взял меня с собой на затонувший английский сторожевик «Майори». Впечатления были самые острые во всех смыслах этого слова: под палубой торчали куски рваного железа, обрывки трубопроводов, зацепиться за них ничего не стоило. Но не это будоражило душу. Впервые в жизни я плыл по коридорам корабля, лежавшего на морском дне!
Осталось еще одно дайверское желание, пока, увы, нереализованное: погрузиться с моим дальним родственником и близким другом Сергеем Черкашиным в Красное море, увидеть своими глазами все сказочные его красоты.
Надо ли говорить, что все мои подводные переживания, восторги, открытия не раз помогали мне в писательской работе. Они вошли в роман «Крик дельфина», в повести и рассказы «Знак Вишну», «Вот брошу все и уеду на БАМ», «Амфора» и многие другие.
И я бесконечно благодарен судьбе за то, что давным-давно мне посчастливилось найти в дедовском сарае резиновую маску со стеклянными «глазами»...